Процесс мышления
Автор: Олег Чернэ
Простраивание процесса мышления — это развитие функции оперирования мыслеформами, которые складываются из языка и различных степеней сосредоточения. Носители русского языка обладают, пожалуй, исключительной возможностью для формирования различных функций мышления за счёт умения оперировать русской мыслью, то есть мыслью, наделённой изложением для излагаемого. Это то, что в меньшей степени представлено в других славянских языках, не представлено совсем, к примеру, в иероглифическом письме и крайне скудно выражено в английском. Однако возможность русского языка — это ещё не есть способность к данности, так как важность контроля за языком и, следовательно, мыслью вырастает в разы.
Конечно, сила русского языка — это способность возводить любое слово в словесную основу, и, скажем, Як, Як-цедрак, Як-цедрак-цедрак-цедрони сделать умозаключением для понимания в формате Цыпа, Цыпа-дрыпа, Цыпа-дрыпа-дрымпампони и Як на Цыпе, Як-цедрак на Цыпе-дрыпе. И еще объяснить несведущему, что это Як-цедрак-цедрак-цедрони сидит на Цыпе-дрыпе-дрымпампони, при этом понимая это в своей голове как Як с Цыпой, Як-цедрак с Цыпой-дрыпой, Як-цедрак-цедрак-цедрони с Цыпой-дрыпой-дрымпампони — Шах-шарах-шарах-шарони. Это значит заменить мышление изложением и получить нерациональное прикосновение к русскому языку, и тогда хоть грек, хоть американец в русском сознании станет пакетом под попкорн. Сила языка, как говорится, есть, а мозги не догоняют, что рациональное — это не то, чтобы сказать «их пестициды не перепестицидят наши по своей пестицидности», а это не создавать эти самые пестициды. Иначе русский язык становится аборигенным не только для слушающего немца или даже для вроде бы слышащего русскоязычного собеседника, но и для самого говорящего, так как в голове тормозов нет.
Получается, что прежде чем вываливать из себя слова, важно познать природу разумности, создать в голове завод по переработке мусора и ассенизаторскую систему, защищающую от словесного поноса. И только потом учиться выражаться так, чтобы слово шло от мысли, а не использовать его для реакции, где основная — это запрос к богу: «Когда же я стану богатым и процветающим?»… И даже получив свыше ответ, что он не доживёт до этого момента, продолжать думать, что ответ бога неверен. То есть важно усвоить, что мышление опирается не на то, о чём мы думаем, а на то, как мы думаем. Русский язык позволяет формировать реальность выбора, который характеризуется искусством проживания в выбранном или с выбранным.
Русский язык позволяет как создавать, так и разрушать псевдоочевидность. Он учит сопоставлению, а заодно и ответственности за творение мыслей и их претворение, но при этом он может намутить до такого состояния мутности, что выбор будет между домовым и парикмахерской, которая и займётся укладкой не только женщин, но и мужчин. Или бритьём, то есть, извините, депиляцией обёртки или начинки, да так, что вниз не поднять. Важно, конечно, при этом принять, что русский язык может культивировать и бессмысленное, замещая переживание мысли эмоцией на мысли. Именно это позволяет сознанию упереться в метафизику русского языка, то есть в геометрические свойства построения разума и пригласить мозг к интересной работе.
Простраивая процесс мышления на русском языке, важно не уходить в защиту того, о чём мы думаем, а познавать сам процесс думания. Здравомыслие нельзя отдекларировать, это процесс формирования, который не воспринимается и даже отрицается теми, кто не в состоянии жить в последовательности укрепления своего сознания. Мысль важно одухотворять — это явное отношение к сосредоточению, ведущему к проникновению. Язык должен быть ценен для человека вообще и, в особенности, в плане того, на каком языке человек мыслит или не мыслит.
Важно отучить себя от русского беспокойства. Это когда мозг не работает по причине того, что официантки распущенные и нужно стать бариста своего мозга. Нужно понять, как это работает внутри нас. Мы живём в условиях использования языка в законах раздражения. Мы не можем аргументировать для себя, нам важно аргументировать для кого-то. В результате в этой аргументации мы опираемся на вчера или придумываем завтра. Мышление не должно происходить в условиях последствий. Например, мы часто ждём благодарности за свои действия, а сами-то мы благодарны себе за то, что делаем для себя? Мы понимаем, что такое целостность, какие отделы мозга у нас функционируют? Недостаточность в понимании русского языка формирует недостаточность сознания, и тогда оно не может формировать мышление.
Вопрос о русском мышлении — это в первую очередь вопрос к наблюдению или вниманию. Суверенная личность формируется мышлением. Важно взрастить определенное отношение к своему мозгу и своим мыслям, прежде чем учиться его использовать. Как мы можем обозначать нечто (не говоря уже об истинах), не выражая своего отношения к выражаемому? Но это уже философия, которой сегодня нет, как, впрочем, нет и отношения к философам. Идеал мыслетворения не присутствует в обществе, и это при том, что русский язык может освоить и Конфуция, и Гегеля, и Платона, и того же Шестова.
Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали. Книгопечатание всё изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии. На смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами. Дошло до того, что сегодня философский трактат, не ссылающийся ни на какие авторитеты, не подкреплённый цитатами и комментариями, никто не принял бы всерьёз.
Альбер Камю
Это особенность всех славянских языков в целом, где, надо признать, русский самый многогранный. В нем нет слов, тормозящих мышление, в отличие, скажем, от других славянских языков, в которых наличествуют такие слова. Однако при этом, не умея оперировать языком правильно, мы направляем его против себя же и тут уже проигрываем всем. Как люди, владеющие высшим операционным языком, но не умеющие его использовать, мы делаем из него язык реакций, а речь наша становится лекцией на аморальные темы, где одно событие и, как правило, пять его выражений могут часами заводить одно и то же перетирание.
Даже тот факт, что мы насыщаемся кажущейся нам интеллектуальностью, становится не более чем той же реакцией на причинность или следствие. Это не позволяет нам довольствоваться тем, чтобы быть сейчас, жить в мгновении. К тому же интеллектуальность часто формирует непреодолимые формы понимания, а вернее, реагирования, которые лишают нас адекватного отношения к простым формам познания мышления (как, скажем, восприятие природы). Мышление же не позволяет обманывать себя в отличие от интеллектуальности, а значит, не дает проигрывать себе. Используя мозг для обоснования своих следствий, мы никогда не научимся познавать, а самое главное, формировать причину.
Мышление начинается с искусства зацепления за свою мысль, с ухода от формального мыслеизложения (при этом зачастую еще и не своих мыслей). Мышление — это умение жить с самим собой, что ведёт к познанию природы своего духа, природы духовного мира. Русский язык особый — как в формировании конфликта, так и в его разрешении. Но даже здесь нужно уметь действительно «цеплять» разницу, чтобы не взращивать в себе негативное мыслестроительство. Вопрос и в соответствии вовлечения сознания в материальный или ментальный мир. При этом материальный мир этапный, а ментальный последовательный. Он провидит идею о невозможности разума усмотреть «последнюю истину», познать тайну человеческого бытия, пройдя путем внимания к морали, к возбуждению небесными причинами, оставаясь при этом вдалеке от духовного мира.
Русское мышление позволяет говорить о духовном мире и цеплять разные его усилия, которые легко заштукатуриваются русским языком. Без мышления же все эти факторы развивают в нас драматизм, трагизм, хотя бы по факту следования утопии «хочу жить хорошо», при этом мы воспринимаем свое «хорошо» подобно природному явлению. Для русского языка важно обоснование, которое зачастую подавляется случайными перебираниями, либо побуждением желаний. Мышление позволяет отслаивать недоверие своему разуму, так как для него важно содержание.
Мышлению требуется свобода от ложного суждения. Ложное — это неумение сопоставлять то, что мы считаем истинным. Само мышление уже есть здравомыслие, раскрывающее возможность изменения себя и своей данности посредством мысли. Это условие взращивания себя в культуре.
Раскрытие возможностей своего сознания — это постоянная фиксация на том, что имеет вопрос, а не жизнь по принципу приятности при полном отсутствии понимания, что это просто привычка, которая не разрешает наши проблемы, а прячет нас от них. Взращивание своего невежества — это неспособность воспринимать данность своей мысли.
Когда мысли бесполезны для нас самих, мы начинаем разрушать себя. Желание получить побольше без оценивания своего вклада — это невозможность пользоваться вообще хоть чем-то. Ведь используя язык, мы должны понимать его ценность, то есть иметь способность мыслить на том языке, на котором мы разговариваем. Русский язык для нас — удивительная возможность не сдаваться. Он даёт массу вариаций и решений, но обозначить решение и следовать ему — разные вещи. Нам надо научиться сталкивать себя самих с тем, что мы говорим и о чём думаем.
Русский язык — это совершенная пища для сознания при условии, что мы можем пережёвывать её. Мыслительная деятельность требует условий и дисциплины от мышления. Даже просто слушая нерегулируемую речь, мы загрязняем свой разум. Русский — это язык переживания, и заточать его в рабство эмоциям — это лишать себя способностей мыслетворения. Это все равно что пойти по ложному пути вырабатывания истины, которая вместо познания начинает декларироваться (причём без учёта того, как она воспринимается слушателем). Без мышления нет смысла выходить на дорогу.
Следите за программами на сайте The Perfect One.